<< На главную…
Скачать в ZIP
Ирни Винора

ГОРА
(повесть)


«Человек – все равно, что кирпич: обжигаясь, он становится твердым».
Б. Шоу

«Есть миры внутри миров, прямо здесь, перед нами».
«Такова природа силы. Как я уже говорил тебе, она командует тобой и в то же время подчинена тебе».
«…Если бы я смотрел на него, то увидел бы, как он становится неподвижным, и почувствовал бы подступающий к горлу плач, потому что никогда больше мне не придется смотреть на его прекрасную фигуру, идущую по земле. Вместо этого я видел его смерть, и в этом не было ни печали, ни чувств…».

К. Кастанеда, «Учение дона Хуана»

«Есть звуки, которые не дано слышать человеческому уху, есть цвета, которые не дано видеть человеческому глазу – наши органы чувств несовершенны, так разве справедливо отрицать то, что не входит в рамки нашего представления о мире?»

И. Винора, «Мысли натощак»

Глава 1. Странная пассажирка.

Маршрут автобуса проходил между двумя небольшими селениями индейской резервации, и его пассажирами, как правило, были обитатели этих мест. Поэтому присутствие здесь незнакомой молодой блондинки сопровождалось любопытными косыми взглядами и перешептыванием. На туристку она походила мало – багаж казался мелковат: плоская холщовая сумка через плечо и никаких рюкзаков или чемоданов. Для журналистки – слишком изможденный вид: как попало собранные на затылке волосы беспорядочными вьющимися прядями выбивались из-под джинсовой шляпы ковбойского стиля; джинсовый облегающий сарафан был чистым и пока еще целым, но в нескольких местах настолько потертым, что в любой момент готовы были появиться дыры, к тому же в нем не хватало нижней пуговицы; по худощавому телу «бледнолицей» можно было предположить, что она уже долго странствует: цветом кожи оно теперь мало отличалось от других пассажиров, а на загорелых коленках виднелись следы заживающих ссадин; но главным показателем были безобразно стоптанные туфли. Тонкий прямой нос и щеки незнакомки были темнее, чем ее лоб, больше защищенный шляпой от палящего солнца пустыни.
В автобусе было душно. Блондинка достала пластиковую бутылку с водой и, откупорив ее, сделала несколько глотков, но неожиданно заметила глаза маленького мальчика, сидящего рядом на коленях у полной женщины, слегка косящей на один глаз.
– Пить хочешь? – тут же догадалась необычная пассажирка.
Мальчик кивнул.
– Тогда пей.
Протянув бутылку малышу, она обратилась к его матери:
– Простите, мне сказали, что в этих краях появился новый, очень сильный шаман, вы не подскажете, где именно его можно найти?
– Зачем ты ищешь шамана? – удивилась индеанка.
– Мне нужна его помощь, – серьезно ответила блондинка.
– А ты уверена, что он захочет тебе помочь?
– Нет. Но убедилась, что кроме него помочь никто не сумеет.
– Что ж, тогда я желаю тебе найти этого шамана, но сама помочь ничем не могу, потому что ничего о нем не знаю.
– Я знаю. – В их разговор вмешался обернувшийся с сидения впереди молодой длинноволосый индеец. – Я знаю, где его найти и даже могу проводить. Мне тоже нужно с ним повидаться.
– Буду очень благодарна… – обрадовалась блондинка и взглянула на него.
И в этот момент ее лицо не просто оживилось, а словно вспыхнуло каким-то внутренним светом, обрело небывалую яркость и красоту. Сквозь усталость прорезалось ликование. Зеленовато-голубые глаза, четко очерченные темными ресницами, заискрились, вернув себе утраченный до этого радостный блеск.
– Кто вы? Откуда я вас знаю? – с трудом сдерживая эмоции, спросила она.
– Меня? – удивился индеец. Странные вопросы незнакомки поставили его в не менее странное положение.
– Неужели мы с вами не знакомы? – смутилась девушка.
Индеец пожал плечами.
– Простите, – она опустила голову. – Наверное, обозналась. Вы мне показались таким знакомым, чуть ли не родным. Видимо, я знала кого-то очень на вас похожего. С тех пор, как потеряла память, впервые встретила знакомое лицо, и…
Вспыхнувшая яркость блондинки потухла. Вернулись прежние усталость и озадаченность.
Любопытная мать малыша тронула собеседницу за плечо.
– Ты ищешь того шамана, чтобы вернуть память? – догадалась она.
Блондинка кивнула.
– Я даже не помню своего имени, – призналась она.
– Но ты же где-то живешь. Где-то, где тебя знают.
– Я не помню, откуда я.
– Но уж явно не отсюда.
– Но память-то потеряла здесь, в этих горах. Во всяком случае, очнулась здесь, не помня, кто я.
– А в каком районе?
– Откуда мне знать, если из этого района я выбиралась почти неделю.
Индеанка задумалась.
– Тебе нужно в большой город. Обратись в полицию. Пусть тебя покажут по телевизору.
Блондинка тяжело вздохнула.
– Уже показывали. Бесполезно. Никто не отозвался.
– А может ты не с юга, а с севера? Может, вообще, из Канады?
– Вряд ли, потому что могу общаться по-испански так же свободно, как и по-английски.
– А зачем ты вернулась сюда, ведь в большом городе тебе было бы проще?
– Ясновидящая из Техаса посоветовала вернуться и искать того, кто недавно стал здесь новым шаманом.
– И ты ей веришь?
– А что мне остается? Я цепляюсь за любую возможность вернуть память.
– А к старому шаману обращаться не пробовала?
– Пыталась. Поначалу он как бы согласился помочь, но, что-то узнав обо мне, испугался и передумал.
– Чокнутый Отшельник испугался? – искренне удивилась индеанка.
– Чокнутый Отшельник, – подтвердила блондинка.

Глава 2. Нападение.

Индеец с блондинкой покинули автобус в диком, безлюдном месте между остановками, откуда, как объяснил проводник, будет ближе дойти до заветного шамана.
Через два часа блужданий по кактусовым зарослям, она не выдержала:
– И это называется ближе?
– Что, устала? – усмехнулся индеец.
– Не в этом дело. Просто хочу удостовериться, что ты не заблудился.
– Здесь большие расстояния. Запасись терпением.
– Моего терпения хватит на двоих, – заверила блондинка. – Но не лучше ли было на чем-нибудь подъехать.
– Туда не ходят автобусы.

Когда кактусы закончились, полуденное солнце палило нещадно. Воздух стал горячим настолько, что было больно дышать. Но, к удивлению индейца, блондинка держалась стойко и даже почти не пила. Казалось, она рождена для жизни в пустыне.
А высоко в небе кружили падальщики, и сколько бы не приходилось идти, эти птицы почему-то оставались над ними.

Прошло еще несколько часов.
– Этак мы доберемся до Тихого океана, – невесело пошутила блондинка.
Индеец чему-то злился.
– А ты помнишь, что есть такой океан? – съязвил он.
Она остановилась.
– Ой, а ведь до сих пор не помнила. Эти горы и впрямь благотворно влияют на память.
– Ты когда-нибудь устанешь? – взбесился индеец. – Ведь выглядела такой изможденной!
– А ты этого добиваешься? – догадалась блондинка. – Но зачем?
Индеец перестал скрывать свои намерения:
– Чем ты готова заплатить за то, что я выведу тебя отсюда?
Блондинка рассмеялась ему в лицо:
– Об этом следовало спросить раньше, умник! Решил, что если я – белая, то с меня есть что взять? Не спорю, быть может у меня имеется кругленькая сумма в каком-нибудь банке, но пока не вспомню кто я такая, получить ее не удастся. А последние остатки наличности, оказавшейся у меня с собой, я потратила на автобусный билет. Так что напрасно ты проделал весь этот путь.
Лицо индейца исказила странная гримаса.
– Утверждаешь, что с тебя нечего взять? Ошибаешься. Пусть у тебя ничего нет, тогда остаешься ты сама.
– Ты преодолел такое расстояние ради того, чтобы перепихнуться? Ладно, но только после того, как мы преодолеем его в обратную сторону. Насколько я поняла, на самом деле, ни о каком шамане ты не знаешь.
– Когда я выведу тебя отсюда, ты меня обманешь, – возразил индеец. – Поэтому хочу получить тебя прямо здесь и сейчас.
– Перебьешься.
Он демонстративно сел на песок и заявил:
– Тогда я не сдвинусь с места.
Блондинка сняла с плеча сумку. Села на нее напротив индейца, с усмешкой глядя ему в глаза.
Он не выдержал первым:
– Идиотка, ты сдохнешь от жажды.
– Ты тоже, – язвительно напомнила она.
– Я – не ты, – заявил он.
– И чем же мы отличаемся?
– Расой… Живучестью. Появился когда-то в человеческом племени выродок, неприспособленный к жизни. Выродок без цвета кожи, волос, глаз. Альбинос. А от него расплодились вы – бледнолицые. Расплодились только в Европе, с ее мягким климатом. Потому что, как и ваш предок, не приспособлены ни к настоящей жаре, ни к настоящему холоду. Поэтому вам и нужны ваши кондиционеры, камины, бассейны, что без них вы долго не протянете. Вы даже работать толком не умеете, потому и делали себе рабов из других рас. Так что ты сдохнешь первой.
– Гениально! – усмехнулась блондинка. – И как же это тебя – грамотное и совершенное творение природы так сильно возбудило столь немощное создание, почти что инвалид по твоим меркам? Выходит, ты извращенец.
Его терпение кончилось. Он навалился на девушку, распластав ее по земле. Горячий песок обжег ее голые руки и ноги. Она попыталась бы вырваться, но что дальше? Сбежать от проводника в пустыне равносильно самоубийству. Единственное, что она могла противопоставить его грубой силе, это собственный смех, издевательский смех в нависшее над ней лицо.
– Почему ты так странно реагируешь? – не выдержал индеец.
– Потому что ты не вызываешь у меня никаких чувств. Я хочу, а может быть даже и люблю, но не тебя… Нет, люблю, теперь вспомнила, что люблю, и очень сильно. Знаешь кого? Того, за кого я тебя вначале приняла. А ты – всего лишь жалкая пародия на него. Вдобавок, смешная.
Индеец изо всех сил ударил ее по лицу, от чего она, похоже, потеряла сознание, потому что смех прекратился.
Но ее не изнасиловали. То ли у блондинки действительно получилось сбить его с толку, после чего он решил использовать ее в другом качестве, то ли изначально ему от нее нужно было это «другое». Но что?..
Когда она пришла в сознание, с ней определенно что-то делали. Первым ощущением была слабость и покалывание во всем теле. Теле, которое отчего-то перестало ей подчиняться. Блондинка не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Что это? Из нее сделали зомби? Но остатки памяти подсказывали, что производство зомби из «репертуара» негров, не индейцев, хотя…
Индеец пребывал в трансе. Блондинке не было больно, но волосы вставали дыбом от странного ощущения, что их связывает какой-то невидимый шланг, и по этому шлангу ее энергия, ее жизненные силы перетекают к нему. Слева от нее что-то мелькнуло. Она не могла повернуть голову и рассмотреть, что именно: сообщник индейца или какой-нибудь зверь. «Смерть!» – подсказало ее оцепеневшее сознание. «Нет!!!» – не смирилась она. – «Нет!!!.. Нет!!!.. Нет!!!.. Нет!!!..»
Блондинка поняла, что начинает овладевать собой, потому что кричит уже не мысленно, а физически, и очень громко. Внезапная судорога в теле, отчаянный рывок… Она даже не успела понять, какой частью себя отшвырнула вышедшего из транса индейца, но отшвырнула футов на десяток. Затем нашла в себе силы оторвать голову от земли и сесть. Резкая боль ворвалась в низ живота, но вместе с ней, вышедшие жизненные силы начали возвращаться обратно, наполняя опустевшее тело.
Продолговатые глаза индейца не просто округлились, а сделались чуть ли не вертикальными. В них отразился такой неописуемый ужас, как будто вместо девушки перед ним сидел оживший тиранозавр. Он попятился, нервно выкрикивая какую-то тарабарщину на своем, незнакомом ей языке. Из услышанного она поняла единственное слово по-испански: «…диабло!..». Но в данном случае оно могло означать и ругательство.
Индеец развернулся и кинулся наутек.
– Стой, подонок! – крикнула блондинка вдогонку. – Ты должен вывести меня отсюда!
Но ее слова остались без внимания.
В нее вернулось еще недостаточно сил, чтобы тут же вскочить и рвануться за ним. Приметив направление беглеца, она подняла с песка свою шляпу и начала ждать, пока утихнет боль в животе…

Минут через двадцать девушка пришла в норму и начала преследование.
Поначалу она просто бежала, чтобы догнать. Но постепенно ощутила, что бег доставляет ей немалое удовольствие. Откуда взялась эта невероятная легкость? И что случилось с ее ногами? Они оказались способны на огромные прыжки, своей длиной превышающие ее собственный рост в два, а то и в несколько раз. Бег воспринимался ею как какой-то безумный танец. Да это был уже и не бег, а скачка. Дикая скачка резвой лошади, или даже оленя.
Она догнала индейца на краю плато. Дальше бежать ему было некуда. Но страх перед этим, на вид безобидным существом в облике хрупкой белой девушки, заставил его перемахнуть через край и карабкаться вниз. Скала была почти отвесной, но индеец спускался по ней с ловкостью паука. Расстояние между ним и девушкой быстро увеличивалось. Ее нога скользнула было вниз, но, не нащупав там опоры, тут же вернулась обратно. Слишком угрожающей показалась возникшая за краем бездна. Блондинка перегнулась через край и крикнула индейцу:
– Эй, прилипший к скале кусок дерьма, вернись и объясни, что ты собирался со мной сделать?
Индеец не отвечал.
– Вернись, придурок, я тебя не съем, мне самой невыгодно причинять тебе вред!
Не реагируя на ее слова, он продолжал удаляться. Его взлохмаченная голова была прямо под ней, напротив ее лица.
– Ты оглох, что ли? Забудем про все, только не бросай меня здесь одну!
Он даже не взглянул на нее.
– Остановись! Хватит! – панически выкрикнула она.
Но индеец и не думал останавливаться. Его игра в молчанку зашла слишком далеко, и от отчаяния блондинка плюнула в мелькавшую под ней лохматую голову. Плевок попал в цель, и…
Откуда ей было знать, что такое может случиться. Как будто она выплюнула из себя не слюну, а огромный булыжник, и, как в кошмарном сне, ее плевок, попав в индейца, сшиб того со скалы. С жутким, раздирающим душу криком ее обидчик летел вниз, пока его не размазало об острые камни.
«Что это?» – остолбенела девушка. – «Кто же я? Емкость со сверхъестественным ужасом, из которой этот несчастный опрометчиво выдернул пробку?»
Ее резко затошнило, и она, отодвинувшись от края обрыва, начала вдыхать воздух как можно глубже, чтобы ни в коем случае не вырвало. «Если моя слюна смогла смять человека», – рассудила она, – «то на что же способна рвота? Вызвать землетрясение?» Она не могла себе позволить проверить это.

Тошнота прошла, наступило время обдумать сложившуюся ситуацию. Блондинка опять перегнулась через край обрыва, сделав небольшое открытие:
«У меня близорукость», – вспомнила она, – «незначительная, но без очков так далеко вижу только цветную размазню. Значит, это мои очки оказались в сумке».
Когда несколько месяцев назад она очнулась на похожем плато, не помня, кто она, откуда и как сюда попала, ее сумка была набита множеством полезных вещей и приспособлений, вроде складных ножей, зубила, молотков и прочей дребедени. Как будто перед тем, как потерять память, она заранее подготовилась к предстоящим мытарствам. Продавая или обменивая у индейцев это барахло, она смогла до сих пор не умереть с голоду и оплачивать свои поездки. Ведь долларов в найденном там же бумажнике оказалось меньше, чем хотелось бы. Белых здесь на работу не нанимали, а в городах лишь дважды удалось найти разовый заработок.
Больше всего она выручила за альпинистское снаряжение, которое сейчас пришлось бы очень кстати, потому что, посмотрев вниз через очки, к счастью, до сих пор не проданные, блондинка обнаружила не только обезображенный труп. У подножия плато протекала река, росли густые кусты и прочая зелень. А за время скитаний по резервациям, она хорошо усвоила, что в этой местности – где вода – там и жизнь, а где жизнь – там и человеческие поселения.
Спускаться вниз, подобно индейцу, было безумием. Как наглядное предостережение, его застывшее, изуродованное тело отчетливо просматривалось с края обрыва. К нему уже слетались стервятники.
Оставалась единственная возможность – двигаться по краю плато в надежде обнаружить пологий спуск. И она пошла. Пошла, потому что перейти на тот странный бег-скачку, которым она догнала индейца, почему-то теперь не получалось. Быть может, происходившие с ней чудеса были вызваны колдовством этого странного краснокожего и исчезли вместе с ним? Нет, что-то не так было с ней самой, ведь недаром ясновидящая, хоть и не смогла ничего узнать о ее имени, о ее прошлом, задала странный вопрос: «Сколько же тебе столетий, девочка?», а индейский шаман, «заглянув в нее», почему-то вскрикнул. И что же хотел от нее неудачник, принявший вместо нее смерть? «Смерть!!!» – вспомнила блондинка и резко повернула голову влево. За плечом больше ничто не мелькало, но, все равно, было как-то не по себе. И что же заставило его бежать? Что оказалось страшнее страха перед такой смертью? Ведь это не она нападала…
Вместе с сумерками нарастала нервозность. Начинало знобить. Мимо прополз скорпион. Блондинка переоделась в джинсы и кожаную куртку. Продолжать путь не было сил. Хотелось есть. Она извлекла из сумки вареное индюшиное яйцо, купленное на автобусной станции, очистила, съела, запила несколькими глотками заканчивающейся воды, нагревшейся за день в бутылке и, подложив сумку под голову, улеглась. Но было не до сна: в голове прокручивались события уходящего дня, в ушах стоял крик летящего вниз индейца, в глазах – то, что от него осталось. Чтобы вытолкнуть из сознания эти впечатления, блондинка попыталась сконцентрироваться на том, кого она любит. Ведь сегодня вспомнилось это красивое и до боли знакомое индейское лицо с глазами, похожими на глаза непокорного необъезженного жеребца. Но при попытке повторно выудить из памяти обожаемый образ, сознание снова и снова возвращало образ того, кого она поначалу за него приняла. От этого ее, наконец, вырвало. Землетрясения не случилось.
А индюшиное яйцо было последней и единственной пищей.

Глава 3. Тот, кого она любит.

Эллин готовилась ко сну. Она высушивала после ванны свои вьющиеся светлые волосы. Вдруг раздался телефонный звонок. «Наконец то!» – возликовало все ее нутро, ведь Матиас не объявлялся уже две недели. Но это оказался не Матиас. Незнакомый женский голос неуверенно поприветствовал ее:
– …Добрый вечер.
– Добрый вечер… – удивленно ответила Эллин. Ведь ее номер знал только он.
После небольшой заминки продолжили:
– Это звонит жена вашего любовника, только, пожалуйста, ничего не отрицайте.
Сердце Эллин ушло в пятки, но она взяла себя в руки и ответила бодрым голосом:
– А я и не отрицаю. И кто же мой любовник?
– Прекратите паясничать! – нервно попросил голос. – Я бы не звонила вам, но, боюсь, случилось что-то ужасное.
– С ним? – не сдержалась Эллин, да и отпираться больше не имело смысла.
– Когда вы в последний раз видели Матиаса?
– Две недели назад.
– Значит он не с вами… А на это была моя последняя надежда.
– Почему?
– Потому что он исчез после того, как мы поссорились.
– Ищите его в другом месте, – сухо ответила Эллин и собралась бросить трубку.
– Подождите! Выслушайте меня! – взмолилась жена Матиаса, догадавшись о ее намерении. – Ведь завтра мне предстоит опознание тела.
– Чьего тела?
– Боюсь, что… Матиаса.
Ноги Эллин подкосились, но она устояла.
– Что случилось?
– Если вы не виделись с ним две недели, значит, он не успел рассказать вам про гору…
– Какую гору?
– Гору Четырех Стихий. Об этой горе говорится в легендах тех мест, откуда мы родом. Когда древние вели войну, одно из племен, отступая, спрятало в этой горе свои сокровища, поручив их охранять духам четырех Стихий: Воды, Огня, Земли и Воздуха. Племя было истреблено, стерто с лица земли, а его сокровища так и остались лежать в пещере.
– А какое это имеет отношение к Матиасу?
– Матиас вычислил эту гору. Он догадался, где искать сокровища. Догадался и поделился своей тайной с самыми близкими друзьями, чтобы взять их на раскопки. Судя по тому, что оба друга пропали тогда же, когда и он, нетрудно понять, что раскопки состоялись. Похоже, их команду выследили. Я сделала запрос в полицию Аризоны, и только что мне сообщили, что как раз в том районе из реки выловили труп утонувшего индейца.
– Это внутри резервации?
– Да.
– Было бы странным, если бы из этой реки выловили труп белого. Почему вы думаете, что это – он?
– И рост, и приблизительный возраст совпадают.
– А зубные слепки?
– Какие там слепки! Матиас ни разу в жизни не обращался к дантисту, и, вообще, у него было такое здоровье, что ему позавидовал бы даже йог.
– Значит, завтра вы едете в Аризону?
– Да, и у меня паршивые предчувствия.
– Возьмите меня с собой, – неожиданно напросилась Эллин.
Жена Матиаса растерялась:
– Ты действительно этого хочешь?.. Хотя, что я говорю… Ведь тебе так же страшно, как и мне. А вместе… Конечно, поехали.
– Значит, решено? В котором часу встречаемся?
– А, может, ты могла бы приехать ко мне сейчас? – предложила жена Матиаса. – Ведь, поодиночке, каждая из нас будет медленно сходить с ума. Ведь ты там тоже одна в его мастерской.
– Могла бы, – согласилась Эллин.
– Запиши адрес.
– Не нужно. Где находится дом Матиаса, я знаю.

Она прибыла через час. Первым ее встретил пёс. Большой, рыжий, короткошерстый с висячими ушами, напоминающий своим видом австралийскую собаку динго, с глазами, почему-то, не карего, а серо-зеленого цвета. Он принюхался и перестал лаять. Запах Эллин был ему знаком.
Жена Матиаса ждала ее на пороге. Эллин не раз видела эту женщину на фотографиях. Но фотографии, как известно, могут искажать действительность. Вживую, при свете фонаря, она походила на своего мужа настолько, что, случайно встретив ее на улице, даже не зная в лицо, можно было догадаться, чья она жена. И дело не только в ее индейском происхождении.
– А пес не воет? – спросила у нее Эллин, из-за переживаний забыв поздороваться.
– Пока не выл. Но это еще не показатель, – ответила она.
– Давай завтра возьмем его с собой. Поскольку никто из команды не вернулся, с ними действительно что-то случилось… Если найденное тело – не Матиас, нам может понадобиться нюх пса, чтобы отыскать его, ведь там безлюдные места, и следы не затоптаны.
– Мне самой приходило это в голову. Проходи, Эллин. Ведь тебя зовут Эллин, верно?
– Верно. А тебя зовут Миранда.
Она кивнула. Обе прошли в дом, уселись в кресла напротив друг друга. На журнальном столике стояла начатая бутылка текилы и два приготовленных бокала. Тут же находилась пепельница, уже заполненная свежими окурками.
– Выпьешь? – предложила хозяйка.
Эллин отрицательно покачала головой.
– Тогда и я больше не буду, – решила Миранда и убрала бутылку, после чего вернулась на прежнее место.
Гостье было не по себе от пристального взгляда красивых черных глаз хозяйки. Глаз, похожих на глаза Матиаса, с тем же диким завораживающим огоньком.
– Так вот ты какая, Эллин! – заговорила Миранда. – А я, почему-то, представляла тебя кокетливой слащавой блондиночкой, смазливой дурочкой, как большинство из вас, видимо потому, что ненавидела. Теперь знаю, что ошибалась. Ты – не дурочка, это видно даже внешне, и не смазлива. У тебя высокий лоб, а брови прямые и длинные, как у мужчины, обычно, это делает женское лицо грубым, но тебя не портит нисколько и, даже, почти не добавляет суровости твоей утонченной красоте. При этом в тебе чувствуется большая внутренняя сила. Ты не уводишь взгляд в сторону, а смотришь прямо в глаза. Вдобавок, ты не по-женски смелая, Эллин, ведь ты сама предложила нам встретиться.
– Надеюсь, ты не станешь снимать с меня скальп? – невесело пошутила Эллин.
– Хотелось бы. Но ты мне нужна не для этого.
– Тогда выкурим трубку мира.
– Давай, – согласилась Миранда.
Эллин выразилась образно, но та на самом деле достала с полочки столика курительную трубку и, набив ее, закурила. Затем протянула трубку ей.
– Необычный запах, – заметила Эллин сразу, как только сделала затяжку. – Это что, не табак?
– Не совсем.
– Наркотик?
– Скорее успокоительное. Не бойся, оно не вызывает привыкания.
– Ладно, поверю. Алкоголиком я уже побывала.
Эллин сделала еще одну затяжку и, передав трубку Миранде, спросила:
– Как давно ты обо мне знаешь?
– Чуть меньше двух недель.
– То есть, та последняя ссора с Матиасом была из-за меня?
– Ты догадлива.
– А как ты узнала обо мне?
– Теперь это не имеет значения. Лучше расскажи, откуда ты взялась и как познакомилась с ним.
– Тебе нужен этот мазохизм?
– Нужен.
Трубка вернулась к Эллин. Сделав очередную затяжку, она начала рассказывать:
– Мы познакомились еще до того, как он стал твоим мужем, Миранда. Но тогда я была девушкой Питера. Ты знаешь Питера? Он женат на дочери миллионера.
– На Линде?
– Стало быть, знаешь. Так вот, Линда в те времена была моей лучшей подругой. Поэтому, когда Питер бросил меня, чтобы жениться на ней, я впала в такое отчаяние, что банально спилась, в результате чего, за два месяца потеряла жилье, работу… и абсолютно все, чем дорожит цивилизованный человек. Ночевала на пляже, мылась в морской воде и не просыхала от пьянок. Ведь всегда находился кто-то, кто хотел меня угостить… угостить и затянуть в постель. К тому времени, как судьба послала мне Матиаса, я была на таком дне, с какого в одиночку возможен только один путь: еще глубже – в могилу. И вот, меня такую, случайно встретив второй раз в жизни, твой муж подобрал, как брошенную собаку, приютил в своей мастерской и вдохнул в меня жизнь. Твой муж отскреб меня от того дна, Миранда. Благодаря Матиасу я бросила пить, поверила в себя и опять нашла работу, но осталась жить в мастерской, чтобы он всегда располагал мною, как только захочет, чтобы быть для него нужной вещью.
– А ты его любишь? – недоверчиво спросила Миранда.
– Как не любила еще никого в жизни, – искренне ответила Эллин.
– Но ты не плачешь о нем. А ведь, насколько я заметила, блондинки – самый слезливый народ.
– Я не умею плакать, – призналась Эллин. – Разучилась. Последний раз плакала еще двенадцатилетним подростком на маминых похоронах. Видимо, тогда и выплакала все резервы своих слез.
– А от чего она умерла?
– Покончила с собой.
– Почему?
– Потому что была эгоисткой.
– У тебя не было отца? Ты выросла в приюте?
Эллин покачала головой.
– Разыскала двоюродного дядю в Мексике и перебралась к нему. Но давай не будем это обсуждать. Лучше ты теперь расскажи, как познакомилась с Матиасом.
Миранда задумчиво пососала трубку.
– Моя история проще и обыденнее, чем твоя, Эллин. Мы с Матиасом выросли вместе. С детства дружили. Его родители были алкоголиками, у каких обычно рождаются уроды, а им судьба подарила сына-гения. Матиас, будучи мальчиком, часто ночевал у нас. Мы его подкармливали, делились с ним одеждой. Он помогал нам по хозяйству, присматривал за младшими детьми, а когда начал взрослеть, ремонтировал телевизоры вместе с моим отцом. Мой отец – телемастер. Наша семья очень привязалась к Матиасу, а я… Я с раннего соплячества была влюблена в него и всегда знала, что стану его женой, даже когда он покинул резервацию и уехал учиться, но чтобы быть ему достойной женой, решила, во что бы то ни стало, учиться сама.
Трубка была выкурена.
– Давай подготовимся к завтрашним поискам, – предложила Эллин.
– К поискам? Ты веришь, что он жив.
– Я не верю, что он мертв! – сурово отчеканила Эллин. – Ведь Матиаса утопить невозможно. Он умеет дышать по-особому. Разве ты об этом не знаешь?
– При желании можно утопить даже рыбу, – возразила Миранда. – Не забывай, рост и возраст совпадают. Но если окажется, что ты права… Если бы ты была права, Эллин!.. – вздохнула она.
– Короче, ты имеешь больше представлений об этой чертовой горе. Что нам может там пригодиться? Альпинистское снаряжение?
– Возможно, но его…
– Но его здесь нет, потому что забрал Матиас, – догадалась Эллин. – Ладно, купим по дороге. Дальше. Необходима походная одежда. Мы с тобой одинаковой комплекции, я чуть повыше ростом, но это не важно. Подбери на меня что-нибудь.
– Подберу.
– Ты упомянула пещеру, значит, нам нужен фонарь, или даже комплект фонарей.
Миранда развела руками.
– Все ясно, забрал Матиас, – снова догадалась Эллин. – Купим. Тогда осталось подумать об инструментах… колющих, режущих, бьющих. Возможно, понадобится моток веревки…
– Поищи в гараже, а я пока подберу одежду.
Эллин задержалась.
– Ну, чего ждешь, ты ведь ориентируешься в этом доме не хуже меня, – зло улыбнулась Миранда.
– Подбери заодно сумку, в которую все это влезет.
– Холщовая подойдет?
– И на всякий случай… пистолет.
– А ты хоть раз в жизни стреляла?
– Да… По консервным банкам.
– А я по койотам, поэтому пистолет будет у меня.
Вещи были собраны. Впереди предстоял трудный день, и было необходимо, если не поспать, то хотя бы отдохнуть.
Миранда взялась за очередную сигарету.
– Я тебя еще не отравила дымом? – спросила она у Эллин. – Насколько я заметила, ты не куришь.
– Курила до пятнадцати лет, потом бросила, – ответила та. – Где мне лечь?
– Давай ляжем вместе, – предложила Миранда.
Эллин в эту ночь могла без нее обойтись, она же без Эллин – вряд ли.
Они прошли в спальню, разделись, улеглись на кровать – супружескую кровать Миранды и Матиаса. Ночник решили оставить включенным. Его свет не раздражал, тем более, что оставаться в темноте с такими мыслями просто невыносимо.
Постель пахла Матиасом. Где-то пел сверчок. Часы пробили полночь.
Постель пахла Матиасом. Когда-то, лежа здесь с ним, Эллин и не задумывалась, что на этой же кровати в другие ночи вместо нее лежит его жена, и уж, тем более, не представляла, что когда-нибудь эта жена будет лежать здесь с ней вместо него. Жена, настолько схожая с ним, что…
Постель пахла Матиасом. Быть может, это и спровоцировало обеих женщин одного мужчины на странный поступок: они неожиданно обнялись и страстно поцеловались в губы. При этом из груди каждой вырвался предательский стон. Обе испуганно встрепенулись и вытаращили друг на дружку округлившиеся глаза.
– Ты чего?! – возмутилась Эллин.
– А ты чего?! – возмутилась Миранда.
– У меня никогда не было подобных наклонностей!
– У меня тоже!
– Что это было? – спросила Эллин скорее у себя самой, чем у Миранды.
– Не знаю что, – ответила та, – но этого не должно было случиться.
– И не могло.
– И не могло, – подтвердила Миранда. – Но случилось, видимо потому, что в каждой из нас осталась частичка Матиаса, и, целуя друг друга, мы обе целовали его, – рассудила она. – Оказывается, жена и любовница одного и того же человека могут быть куда ближе, чем думают.
– Избави Боже от такой близости! – резко ответила Эллин и повернулась на другой бок.
– Эй, ты что же… подумала, что я…? – растерялась Миранда.
– Ничего я не подумала. Спи!
– Спи? А ты сама-то веришь в то, что сказала? Хотя тебе возможно и удастся заснуть. Ведь ты – каменная глыба, не умеющая плакать. Эй, я с тобой разговариваю, повернись!
Эллин не повернулась.
– А хочешь знать, что сказал о тебе Матиас? – не унималась Миранда.
Эллин не реагировала.
Миранду это взбесило, и она, изо всех сил пихнув ее ногами с кровати, выкрикнула:
– Прочь из моей постели, шлюха!!!
У Эллин оказалась хорошая реакция. Она не упала, а соскочила на ноги и, глядя Миранде в глаза, спокойно сказала:
– У меня было другое представление об индейских женщинах.
Подхватив свою одежду, она вышла из спальни.
– Подожди! – кинулась за ней Миранда и, догнав, обхватила сзади за плечи. – Прости меня. Кроме тебя, у меня здесь никого нет. Пожалуйста, прости, – она заплакала. – Ведь Матиас сказал мне, что любит тебя, шельма.
Эллин повернулась к Миранде и, тепло обняв ее, ответила:
– Тогда, это ты меня прости.

Глава внутри главы. Подробности упомянутого.

Миранда была в отъезде, поэтому Матиас не спешил возвращаться домой. Проезжая через ночной пляж, он захотел окунуться. Прохладная вода вернула бодрость, но вместе с ней прорезался и волчий аппетит. Когда жены рядом не было, Матиас редко вспоминал, что нужно питаться, хотя и сам умел неплохо готовить. Чтобы утолить голод, пока не доберется до дома, он решил заглянуть в прибрежное ночное кафе и съесть пару сандвичей.
В кафе было безлюдно. Взяв бутерброды и пиво, Матиас присел за ближайший столик. И вдруг увидел Ее. Она сидела напротив него за соседним столиком с каким-то на редкость омерзительным плотоядным типом. Эту девушку звали Эллин. Девушку его друга Питера. Незабываемую, обворожительную блондинку, из-за которой он уже больше двух лет избегал Питера, чувствуя свое бессилие перед искушением завладеть ею. Ведь она не смогла бы устоять перед Матиасом, будь он порешительнее. Он понял это, когда заглянул в ее холодные глаза, и в них тут же начали таять льдинки.
Матиас редко обращал внимание на белых американок, считая совершенными женщин своей расы. Но Эллин почему-то нравилась ему, очень нравилась. То ли его впечатлила ее прямолинейность и смелость, то ли скрытая в ней спокойная сила, то ли ее симпатия к индейцам, то ли внешнее обаяние. Вдобавок, в ней было что-то необъяснимо родное.
Что она делает здесь в такое время и почему безобразно пьяна, Матиаса не касалось. Это дело ее и Питера. Матиас решил не вмешиваться. Он молча сидел, спокойно доедая бутерброды и медленно потягивая пиво. Но вдруг плотоядный тип, поднявшись с места, схватил красотку за локоть. Он пытался уволочь ее с собой, а бедняжка была слишком пьяна, чтобы сопротивляться более эффективно и только отмахивалась от него, как от назойливой мухи.
Вот тут Матиас больше не смог оставаться безучастным и решил придти на помощь девушке друга. Он вышел из-за стола и обратился к нахалу:
– Послушайте, любезный, вам не кажется, что эта леди не хочет вашего общества?
– Не лезь не в свое дело, индейская образина, – буркнул тот в ответ и, продолжая тащить блондинку к выходу, даже не удостоил индейца взглядом.
То ли из солидарности с индейцами, то ли вмешательство заступника придало уверенности и сил, но, проявив неожиданную прыть, Эллин врезала обидчику кулаком в нос, да так, что из него хлынула кровь. Нахал тут же припечатал бы лицо блондинки к ближайшей стене, но индеец оказался проворнее и нанес ему удар раньше. Завязалась драка…
Из кафе вышвырнули всех троих: Эллин, Матиаса и плотоядного типа. Легкая блондинка отлетела дальше всех и врезалась в помойный контейнер. Часть мусора высыпалась на нее, от чего красотка приняла не очень товарный вид, во всяком случае, с точки зрения маньяка, потому что после этого он, наконец, отлип.
Матиас отряхнул с Эллин мусор, поднял ее и понес в свою машину. Даже в таком виде она оставалась для него желанной, но ему предстояло доставить эту девушку своему другу.
Его звонок разбудил Питера.
– Матиас?! – приятно удивился он, увидев индейца на пороге своего дома. – А волосатый какой! Где ж тебя столько лет черти носили? Ну входи, пропажа.
– Я-то войти успею, – ответил тот. – Но у меня в машине пьяная Эллин.
– Эллин? – лицо Питера исказилось. – Зачем ты привез ее сюда?
– А куда мне прикажешь ее везти? Адреса Эллин я не знаю.
– У нее больше нет адреса, – вздохнул Питер. – Она спилась, и ее выгнали с работы, из квартиры, отовсюду. Она теперь живет на пляже на подачки озабоченных дружков. Ты на несколько лет пропал, поэтому отстал от жизни. Я ведь женюсь на Линде. А ты привез мне мою бывшую как раз накануне свадьбы. Спасибо тебе огромное!
– Извини, я действительно отстал от жизни, – растерялся Матиас. Полученная информация стала для него шоком. Женщина, от которой он отказался ради друга, другу оказалась не нужна. – Ладно ты, но Линда… Она же была ее подругой, неужели она не может хотя бы снять ей квартиру?
– А ты думаешь, эта упрямица примет помощь от Линды? – улыбнулся Питер.
– Что же мне теперь с ней делать? – озадаченно спросил индеец.
– Можешь забрать ее себе, – «великодушно» предложил Питер. – Ведь Линда говорила, вы в свое время изрядно понравились друг другу.
– Если бы я не был женат, забрал бы и без твоего совета.
– Так ты женился! – воскликнул Питер. – И даже не пригласил на свадьбу, паршивец! Зато мы с Линдой тебя приглашаем, вместе с супругой, разумеется. Ждем вас к одиннадцати в церкви…
– Спасибо, – машинально ответил Матиас. – Но, ты уж извини, придти не получится. Передай мои поздравления Линде. Будьте счастливы. А Эллин я, пожалуй, заберу, только ты должен дать мне обещание.
– Что никогда не сболтну про нее твоей благоверной?
– Что никогда не попросишь ее назад.

У Матиаса со студенческих лет осталась холостяцкая мастерская. Компанией друзей-однокурсников они впятером выкупили тогда по дешевке полуподвальное помещение с ванной и туалетом, отремонтировали и оборудовали его. На распродаже старого хлама приобрели пять кроватей и стол со стульями. Вскоре здесь появилась электроплитка, затем холодильник, а со временем – старый, но еще живой телевизор, всевозможная фотоаппаратура, магнитофон и компьютер. Мастерскую использовали не только для учебы и выполнения курсовых или дипломных работ, в нее приводили девочек, в ней отмечали дни рождения и прочие праздники, в ней же устроили склад вещей и запчастей, которые не поднималась рука выбросить. Несмотря на тесноту, атмосфера здесь была такой, что некоторые неделями не возвращались в общежитие. Помимо самого Матиаса, в компанию друзей входили два американца, итальянец по имени Альфонсо и потешный шустрый китаец, которого, несмотря на то, что он имел другую фамилию, все называли Крошкой Ли. Причем называли до сих пор, когда прозвища всех остальных были забыты, в том числе и прозвище Матиаса – Жеребенок (с коротко стрижеными, торчащими вверх волосами того времени, он действительно напоминал жеребенка). Шестым совладельцем мастерской мог стать Питер, но в последний момент передумал. У каждого имелись свои ключи, и, несмотря на то, что студенческая бытность ушла в прошлое, мастерская оставалась любима и обитаема, во всяком случае, китайцем, итальянцем и индейцем.
В эту самую холостяцкую мастерскую Матиас и привез бездомную Эллин. Для начала нужно было отмыть ее от следов мусора и отстирать выпачканную одежду. Он набрал в ванну теплой воды, раздел желанную женщину, любуясь совершенством ее тела, погрузил это тело в воду. Тело отреагировало довольной улыбкой, но в процессе купания так и не проснулось. Из ванной оно перекочевало в чистую постель на студенческой кровати Матиаса. После чего Матиас выстирал замоченные вещи и принял на ночь душ.
Он проснулся рано, чтобы до пробуждения Эллин успеть заказать для нее дубликаты ключей, закупить в мастерскую продукты, а заодно заглянуть в аптеку.
Когда Эллин проснулась, Матиас сидел за компьютером. Сидел достаточно близко, чтобы его рассмотреть. Но она не узнала давнего знакомого. Подвела зрительная память, помешало похмелье, вдобавок, он отрастил длинные волосы.
С попыткой изобразить на лице выражение понимания, хотя на самом деле не понимала и не помнила ничего, Эллин, насколько смогла уверенно и с улыбкой на лице поприветствовала симпатичного «незнакомого» индейца:
– Доброе утро.
– Доброе утро, – тепло отозвался он. – Как ты себя чувствуешь?
– Послушай, а у нас не осталось чем похмелиться? – пользуясь располагающей обстановкой, принялась наглеть Эллин. – А то у меня голова раскалывается так, будто по ней разъезжает асфальтоукатчик, – пожаловалась она.
Индеец поднялся из-за компьютера, налил в стакан воды и, опустив туда шипучую таблетку, подал ей.
– Что это за яд? – сыронизировала Эллин.
– Пей, это средство от укатчика.
Эллин выпила и опять откинулась на подушку.
– Извини, приятель, я еще немного полежу, ладно?
– Полежи-полежи, – согласился индеец и вернулся к компьютеру, чтобы не мешать ей приходить в себя.
– Вижу, ты занят. Но я пока не в состоянии подняться и уйти домой, – принялась оправдываться Эллин.
– Куда? – тут же переспросил он.
– Домой…
– Но у тебя же нет дома.
Эллин запнулась. Ее главный позор не был для него тайной.
– А что еще ты про меня знаешь? – осторожно спросила она.
– Больше, чем ты думаешь.
– Например? – не отставала Эллин.
– Например, что твой возлюбленный сегодня женится на твоей подруге, что ты из-за этого спиваешься, что ты потеряла не только работу и дом, но и достоинство. Продолжать?
– Черт! – выругалась она. – Язык мой – враг мой, чтоб он отсох!
– Ты обычно скрываешь это от своих поклонников, Эллин?
Она чуть покраснела, но не опустила глаза.
– Да, мне стыдно. Но ведь я не выгляжу бездомной бродягой? Не проболтайся я, ты не понял бы этого, верно?
– Ты – самая очаровательная бродяга на свете, – улыбнулся он. – И я готов принять тебя со всеми недостатками, если бросишь пить. Ведь ты не из слабых или безвольных. Неужели душевная боль настолько сильна, чтобы глушить ее таким способом?
– Пустота… – уточнила Эллин. – Сильна пустота. Я не боюсь одиночества, но не выношу душевных дыр. У меня нет родных, и до сих пор были только друзья. Когда они плюнули в душу, ее стало некем заполнить. Если себя не к чему привязать, отвязываешься дальше. Кстати, я никогда не ждала от моего бывшего слишком высоких чувств, но разочаровалась от этого ничуть не меньше…
Он внимательно слушал.
«Почему я перед ним исповедываюсь?» – неожиданно опомнилась она и запнулась. – «Ох уж эти индейцы!»
Странный незнакомец совсем не походил на всех тех, с кем ей доводилось сталкиваться в последнее время. Никто прежде не ставил никаких условий, ее просто хотели, не более того. Правда, как-то один слизняк даже сделал ей предложение, но она рассудила, что чем жить с таким, лучше вообще не жить.
Головная боль начала стихать.
– А можно помыться в твоей ванне? – спросила Эллин. – Океан, конечно, альтернатива неплохая, но…
Матиас снова встал из-за компьютера, на сей раз выключив его, и подал ей полотенце.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Сто лет не мылась в горячей воде.
– Неправда, – возразил индеец. – Мылась этой ночью.
– Вот как? – удивилась Эллин. – Неужели я была в состоянии?.. Это обнадеживает. А я пришла сюда с сумочкой или без?
– Кажется, с сумочкой.
– А куда я ее положила?
– Сейчас поищу. А зачем она тебе так срочно понадобилась?
– Там моя зубная щетка, – объяснила Эллин. – Хочу почистить зубы, а то во рту, как будто скунсов ловили.
Матиас подал найденную сумочку. Она достала заветную щетку и уже собиралась встать с постели, как вдруг обнаружила, что лежит под одеялом абсолютно голая. Эллин посмотрела вокруг кровати, но нигде не увидела даже нижнего белья.
– Эй, – обратилась она к индейцу, – а я пришла сюда в одежде, или без?
– В одежде.
– Ах, да! Я, наверное, оставила ее в ванной, когда мылась.
– Ты ее постирала, – лукаво улыбнулся незнакомец.
– Надо же! – поразилась Эллин собственной чистоплотности.
– Можешь пока надеть мой халат, – предложил индеец и снял его с себя, оставшись в одних плавках.
Эллин еле оторвала взгляд от его смуглого, идеально сложенного тела. Досадно провести ночь с таким красавчиком и ничего не запомнить.
Она отправилась в душ, а Матиас принялся жарить помидоры с яичницей и варить кофе.
– Идем завтракать, – пригласил он, как только она вышла из ванной, – а то видать, у тебя от голода в желудке урчит так, будто там кошки с котами общаются, – выразился Матиас в ее стиле.
После завтрака головная боль прошла окончательно. Эллин расчесала волосы и, закрутив их в тугую спираль, заколола на затылке. Она чувствовала себя бодро. Ей уже не хотелось похмелиться. Ей не хотелось даже плюнуть в физиономию Питеру!.. Зато хотелось разгадать этого индейца. Где ей удалось подцепить такого, она не помнила, а спросить не решалась. Но он ей нравился, очень нравился.
Эллин не знала, как себя с ним вести. Он не приставал к ней, поэтому не было уверенности, что в это странное жилище с пятью кроватями она попала по его приглашению, а не сама увязалась за ним потому, что он в ее вкусе. А ежели так, то не следовало злоупотреблять гостеприимством, пока он доброжелательно расположен к ней, пока заверяет, что готов принять ее со всеми недостатками. Что же означают эти слова? Что он не против продолжить сложившиеся отношения? Если бы это было так! Ради такого она, пожалуй, смогла бы бросить не только пить, но и есть заодно. Ведь впервые за период ее падения ей кто-то понравился. Время покажет, во что разовьется эта симпатия, ведь она почти не знает индейца, но душевная пустота уже начинает заполняться, а ненавистная дыра – затягиваться.
– О чем ты задумалась, Эллин? – спросил Матиас.
– О том, что вещи мои высохли и мне, наверное, пора уходить, – неохотно произнесла она.
– Куда?
– Вникуда. Но готова вернуться по первому зову.
– Не уходи вникуда. Оставайся здесь, я дам тебе ключи. К сожалению, взять тебя домой я не могу, там у меня жена, но, за неимением ничего другого, в этой мастерской жить можно. По крайней мере, пока я не подыщу тебе квартиру.
– Значит, ты женат, – обреченно подытожила она. Не успел разгореться огонек ее надежды, как его тут же потушили. – Что ж, значит такова моя участь. Прости меня, добрый человек, и большое тебе спасибо, но я не останусь.
– Не упрямься, Эллин, ты напиваешься и не замечаешь опасностей, которым себя подвергаешь, ночуя где попало. Если бы не мое вмешательство, этой ночью ты спала бы с таким типом, что вряд ли смогла бы потом проснуться.
– Так вот, значит, что нас свело? – поняла она. – Ты меня спас. А я подумала, что между нами что-то было, прости, я ведь почти в тебя влюбилась, размечталась как идиотка. Ты спас меня, а я даже не оценила этого, потому что была пьяна и не запомнила. Не запомнила абсолютно ничего про эту ночь. Не запомнила даже твоего имени, а ведь ты мне наверняка успел представиться.
– Как? – удивился индеец. – Неужели ты меня не узнала, Эллин?
Она недоумевающе начала пристально всматриваться в его лицо.
– Ну, представь меня с короткой стрижкой, – подсказал он.
Глаза красивого индейца напомнили ей глаза дикого мустанга. Да, она знала эти глаза. Когда-то эти глаза, неосторожно посмотрев таким же взглядом, проникли к ней в душу и вызвали там необъяснимый, необузданный ураган страсти. Она испугалась этого урагана и всеми силами постаралась его заглушить, потому что у нее тогда был Питер.
– Матиас… – ошеломленно прошептала Эллин и спрятала лицо в ладонях. Спрятала от стыда перед ним. Стыда за пьянство, стыда за бродяжничество, стыда за предательство Питера, стыда за потерю достоинства, стыда за свое нелепое и унизительное положение, о котором он теперь знал.

…Это была вечеринка на яхте Линды по случаю ее дня рождения. Сама именинница выглядела в тот день восхитительно. Она распустила свои густые русые волосы, демонстрируя их великолепие и лоск. На ней было роскошное длинное платье с открытыми плечами, пышное книзу, множество складок которого подчеркивало красоту ткани – очень блестящего насыщенного ярко-синего шелка под цвет ее огромных глаз. Многие знакомые не верили, что природа способна создать такой колорит, и подозревали, будто Линда постоянно носит цветные контактные линзы. Но Эллин знала, что это неправда: глаза ее подруги имели естественный природный ярко-синий цвет.
В то время Матиас по заказу отца Линды работал над проектом ее новой усадьбы и тоже был в числе приглашенных на вечеринку. Он никак не ожидал встретить здесь своего друга Питера, девушка которого оказалась подругой именинницы. На фоне хозяйки, затмевавшей здесь всех представительниц своего пола, он мог и не обратить внимания на эту привлекательную блондинку, облаченную во что-то черное, открытое, пусть элегантное, но куда более повседневное. Тем более, что Эллин была девушкой друга.
Праздничная церемония подходила к концу. Наступал вечер. Линда удалилась в свою каюту подправить прическу и макияж. Кто-то доедал десерт, кто-то танцевал, кто-то играл в покер, кто-то курил, а кто-то просто беседовал, гуляя по палубе. Кто-то из изрядно подпитых гостей завел разговор о превосходстве белой расы. Такие разговоры задевали Матиаса. В те времена он еще стеснялся своего происхождения из-за предвзятого отношения к индейцам, и семья, в которой он родился, полностью оправдывала эту предвзятость. Матиас не был ханжой, но носил короткую стрижку и немного обесцвечивал непроницаемую черноту своих волос, чтобы его происхождение не бросалось в глаза и не создавало помех в творческой карьере. И хотя он достиг уже немалого, по его меркам этого было недостаточно, чтобы начать гордиться тем, чего пока стесняется, чтобы доказать таким, как этот пьяный «оратор», что способности не зависят от цвета кожи или воспитания. Но вместо того, чтобы отойти в сторону, он, как завороженный, продолжал слушать, сосредоточенно вникая в каждое слово.
Но тут в разговор вмешалась Эллин:
– Превосходство белой расы – в ее нахальстве, – заявила она, – в упрямом эгоцентризме и непоколебимой мании величия. Пусть европейцы покорили все части света. Чем покорили? Жадно захапали вместе с населением и природными ресурсами, вторгнувшись на них, как саранча. Для этого не требуется большого ума. Наоборот, ум заставляет сомневаться в подобных действиях, а сомнения сдерживают. Тебя раздражают негры? А думаешь, ты им приятен? Они не стремились покинуть Африку и пялиться здесь на твою рожу. Если ты учил историю, умник, то знаешь, что это мы, белые, сами завезли их сюда в таком количестве во времена рабства.
Пьяный «оратор» утратил дар речи. Его собеседники были шокированы агрессивной фамильярностью, которой никак не ожидали от близкой подруги самой Линды. Независимо от собственных отношений к цветным расам, они прониклись к нему сочувствием, и ни один из них не стал на ее сторону, хотя она, несомненно, была права и доказала это. Однако, после ее слов, негров больше никто не касался. Обсуждали только индейцев.
– Индейцы тупые, потому что так и остались дикарями? – продолжала Эллин. – А кто мы такие, чтобы судить об этом? Живем на их же землях, лопаем их картошку и помидоры, курим их табак. Разве это побережье, это небо наше?
– А чье же? Ведь мы здесь родились и выросли! – встрял один из собеседников.
– Э нет, голубчик, – не согласилась Эллин, – наше белые предки оставили в Европе, лишив нас исконной родины. Здесь мы – наглые, вероломные гости, не просто указывающие истинным хозяевам как себя вести, а оттеснившие их вымирать в резервации. Быть может потому, несмотря на наши достижения науки, местные смерчи продолжают уничтожать постройки и уносить жизни, что сама индейская земля сражается с нами.
– Не давайте ей больше пить! – хохотнул он. – Голубушка, белые принесли сюда цивилизацию.
– А до белых здесь были другие цивилизации, но их уничтожили, – напомнила Эллин.
– Индейцы были язычниками, мы их делали христианами! – решился возразить «оратор».
– Но такими средствами, что сам Христос пожалел бы об этом. Потому и… не доделали.
– А их отношения в пределах узкого племени! Наверняка там часто случались инцесты! – вмешалась девица «голубчика».
– Ты стояла при этом с факелом? – зло усмехнулась Эллин.
– Не стояла. Но, все равно, во избежание вырождения потомства требуются новые гены!
– Возможно, какие-то отдельные этнические группы и вырождаются в наши дни, но до прихода белых в Америку, племена непрерывно воевали между собой. И победители не убивали женщин, а забирали себе, так что, новых генов хватало.
– И это говорит сама женщина! – фыркнула девица. – Ты цинична как…
Она не успела договорить как кто. Девицу перебил ее парень, обратившись к Эллин:
– Ладно, голубушка, – предложил он, – согласен закончить этот спор, если ты приведешь пример хоть одного выдающегося чистокровного индейца, превзошедшего белых. И не какого-нибудь мифического, а современного.
– У них нет возможностей стать выдающимися, – не сдавалась Эллин, – нет условий получить подобающее образование.
– Ты увиливаешь, потому что тебе нечего сказать. Такого примера нет.
Послышались смешки, и Матиас, восхищенный смелостью этой умной, справедливой белой красавицы, просто не мог, не имел права не придти ей на помощь. И, рискуя стать объектом презрения, неожиданно возразил спорщику:
– Я – чистокровный индеец.
Воцарилась тишина. Изумленные взгляды устремились на известного всем присутствующим талантливого архитектора, несмотря на молодость, знаменитого уже и за пределами Калифорнии. Спорившая с Эллин девица густо покраснела. В глазах пьяного «оратора» промелькнуло сомнение. Последний спорщик поспешно извинился и взял свои слова обратно.
К концу разговора появился Питер. Не разобравшись, о чем только что шла речь, он поспешно подтвердил:
– Да, Эллин, Матиас – настоящий индеец, но он нашел возможности получить образование и достиг высокого положения. Причем, всего достиг сам. Тебе будет интересно познакомиться с ним поближе. А я, если ты не против, пока поиграю в покер с братьями Трейси.
– Снова оставляешь меня в одиночестве? – возмутилась она.
– Не в одиночестве, а с другом юности. Матиас – интересный собеседник. Тебе с ним скучно не будет.
И Питер снова удалился. Удалился играть, оставив свою девушку на попечение друга, забыв перед этим поинтересоваться его мнением на этот счет, его планами на этот вечер, не получив согласия. Таков был Питер. За пренебрежение к друзьям и возлюбленным его следовало бы наказать. Для него стало бы хорошим уроком, если бы его «друг юности» в отместку соблазнил его девушку, а девушка, в свою очередь, изменила ему с его «другом юности». Незачем было обоих игнорировать. Но Матиас уже проникся уважением к Эллин, увидел в ней нечто большее, чем девушку приятеля-разгильдяя и, независимо от амбиций, разглядел в ней желанную женщину, необыкновенную и, пожалуй, более интересную, чем яркая Линда.
Когда Питер скрылся из виду, Эллин скорчила ему вслед рожу, показав кончик языка, затем повернулась к индейцу и одарила его улыбкой. Обворожительной улыбкой. Она не выглядела удрученной, то ли умела подавлять в себе нежелательные эмоции, то ли уже успела привыкнуть к выходкам Питера.
– Ну, так как, – бодро обратилась она к Матиасу, – будем знакомиться поближе? Расскажи о себе.
Он пожал плечами.
– Рассказывать особо не о чем, – ответил индеец. – Я родился и вырос в резервации. Но там не так уж безнадежно, как ты считаешь. А если бы тебе хоть раз довелось встретить рассвет в наших горах, похожих на гигантские шляпы, ты захотела бы возвращаться туда снова и снова. Питер неправ, я не настоящий индеец, потому что научился чувствовать и думать как белые, заболел амбициозностью белых, благодаря чему и достиг того, чего достиг. Но я не разочарован. Живу в мини-дворце, спроектированном и построенном мною, и мне нравится такая жизнь больше, чем прежняя. Правда, она зачастую бывает объяснима и предсказуема, в ней нет той чарующей таинственности, той романтики, которая осталась там. Но ведь жить в двух местах одновременно – невозможно, как и невозможно одновременно быть физически двумя разными людьми.
– Матиас, а ведь у тебя имя совсем не характерное для индейца, оно даже не американское, или это – псевдоним?
– Это не псевдоним. Так звали моего деда – Матиас Сизый Ворон, а почему у него оказалось такое имя, теперь уже не знает никто. И я не выяснил, потому что он умер задолго до моего рождения. Что еще тебя интересует?
– Всё, – призналась Эллин, – всё, что связано с индейцами. Вы – такой загадочный и непостижимый народ, что с детства вызываете во мне любопытство. Я говорю глупости?
Матиас улыбался.
– Не совсем, – ответил он. – А если ты так интересуешься нашим бытом, надо будет как-нибудь пригласить вас с Питером погостить на мою родину, тогда ты сама все увидишь.
Эллин вздохнула.
– Боюсь, что Питера туда вытянуть не удастся.
– Потому что мы не возьмем с собой братьев Трейси, и ему не с кем будет играть в покер? – пошутил Матиас.
Она рассмеялась.
Беседуя, они незаметно для себя ушли от скопища гостей на другую, совершенно безлюдную часть палубы.
– Раз уж мы решили знакомиться поближе, расскажи и ты о себе, – предложил Матиас.
Эллин задумалась.
– А мне рассказывать совсем не о чем. Я ничего не достигла, благо выжила. Да и достигать не собираюсь, потому что не вижу в этом особого смысла. Живу как живется и не барахтаюсь.
– Ты счастлива?
– Довольна, – лаконично ответила она.
– Или хочешь казаться довольной? – догадался Матиас.
– Я сказала, живу как живется, но не сказала – чувствую. А то, что я считаю, знаю, люблю или ненавижу – это только мое, оно не подвластно физическому подчинению.
– Внутри себя мы зачастую не те, за кого нас принимают, и своим принятием закрепляют за нами наружный образ, из плена которого не вырваться.
Эллин согласно кивнула и добавила:
– Особенно, когда сама жизнь лепит из тебя приспособленку, когда малейшее отклонение от навязанных тебе без твоего согласия норм расценивается как порок, если не безумие.
– Когда тебя обвиняют в цинизме, а ты всего лишь естественна, как дикая природа, – дополнил он.
– Верно. Но почему ты так хорошо меня понимаешь? Ведь мы почти не знаем друг друга. Кто ты, Матиас? – спросила она, прямо глядя ему в глаза. И то, что она там увидела, заставило ее содрогнуться.
Взгляд Матиаса пронзал Эллин насквозь, задевая всё на пути своего проникновения. Его глаза были глазами дикого мустанга, необузданного, страстного, горячего и непокорного. Она не могла оторвать взгляд от этих глаз, а вокруг не было ни души. Каким глупцом оказался Питер, что предоставил их друг другу. Ведь он знал, что она по жизни неравнодушна к индейцам, но до сих пор не сталкивалась с ними так близко, как с этим.
– Ты… – прошептала она, мобилизовав все силы на то, чтобы предательский голос не выдал бушующее в ней смятение, – ты – настоящий индеец, – ответила Эллин на свой вопрос.
Она была так близка и она хотела того же, но при этом оставалась девушкой Питера. Матиас не удержался, чтобы не прикоснуться ладонью хотя бы к ее щеке. Она положила свою ладонь сверху, чтобы убрать его руку, но не смогла.
Когда последние отблески заката проглотила жадная ночь, сделавшая взгляды невидимыми, они смогли оторваться друг от друга и разошлись в разные стороны, не сказав ни слова.
Придя в себя, Эллин тут же бросилась к Питеру, в надежде, что любовь к нему отрезвит, расставит всё на свои места и избавит ее от этого наваждения. Но Питеру к тому времени «только начала улыбаться удача», он не намеревался прекращать игру, и появление Эллин его разозлило. И тогда, в отчаянии, она решила обратиться к Линде, рассказать ей о случившемся, исповедаться подруге, чтобы облегчить душу.
Подруга сочла это забавным.
– Питер – идиот! – смеялась Линда. – Ведь ему известно, что индейцы – не раса, не нация, а твоя сексуальная ориентация, – шутливо зарифмовала она. – А быть может, в действительности, он хотел испытать тебя? Как думаешь? Хотя я на его месте с таким не испытывала бы. Архитектор Матиас слишком хорош. Его ум, его обаяние, его глаза! А фигура! Видела бы ты его без одежды! Признаюсь по секрету, я сама было на него глаз положила…
– А где это ты видела его без одежды? – лукаво улыбнулась Эллин.
– У бассейна с моим отцом, дуреха! А ты что подумала?
С тех пор Эллин Матиаса больше не встречала. Той же ночью он сошел на первый подвернувшийся берег.

Кем она была тогда и во что превратилась теперь! Неужели он сможет по-прежнему уважать ее, после того, как она сама утратила к себе уважение? От позора Эллин утонула бы в собственных слезах, если бы умела плакать.
– Выходит, ты второй раз влюбилась в меня, Эллин, – произнес Матиас, раздвигая ее непослушные ладони и заглядывая в глаза. – По-моему, это – знак свыше.
– С прической индейца ты стал еще более выразительным и красивым, – ответила она, стараясь побороть нарастающую дрожь.
– Естественно, ведь я же и есть индеец, – улыбнулся он, обнимая сильными руками ее подрагивающие хрупкие плечи. – Если бы я мог тогда знать, что тебе не суждено остаться с Питером, выкрал бы тебя с яхты той же ночью.
– Но я тогда еще была не готова к этому, – призналась она.
– А теперь? Теперь готова?
Ее упругая грудь была прижата к его твердой широкой груди, гладкой, без единого волоска. В этой медной груди билось сердце настоящего индейца, каждым ударом отдаваясь в теле Эллин. Не в силах бороться с собой, она потерлась щекой о его прямые и жесткие черные волосы. Попыталась отстраниться – не пустили его крепкие объятия. Уткнувшись носом в горячую шею Матиаса, она заговорила:
– Если я отвечу «да», ты предашь свою жену. А я уже испытала на себе, что такое предательство, и не пожелаю его никому. Я не хочу быть орудием предательства, Матиас, поэтому, лучше не спрашивай меня, к чему я готова. Не спрашивай, так как мой ответ ни тебя, ни меня не устроит. – Она снова заглянула в его глаза. Они гипнотизировали, лишали рассудка. – Не спрашивай, Матиас, бери без спроса, – сдалась Эллин.
И он взял.

Глава 4. В поисках пологого спуска.

Блондинка видела сон. Ей снилась больничная палата, похожая на ту, в которой ее недавно держали, пытаясь вернуть ей память. Она могла оставаться там сколько захочет, в беззаботном спокойствии и сытости, под опекой заботливых врачей. Ведь с ней обращались не так, как с другими, традиционными пациентами клиники для душевнобольных. Но от самого понятия «психушка», ее бросало в дрожь. Из чего она сделала вывод, что когда-то уже побывала в подобном месте, причем, вряд ли добровольно, поэтому решила не задерживаться.
Ей снилась больничная палата, выставленные в ряд белые койки, на них – пациенты. И всеми пациентами одновременно – каждым из них была она. И у каждого что-то болело. Она не пыталась определить, что именно, но боль была настолько сильной, что каждый стонал.
Боль становилась все нестерпимее, пока не разбудила ее. Проснувшись, блондинка заметила, что не может раскрыть левый глаз, настолько распухла щека от удара напавшего на нее индейца. Удара, который отключил ее. Болел ушибленный зуб. Возможно, он болел с самого начала, но из-за пережитых накануне впечатлений, это обнаружилось только теперь. Она пощупала его языком. Зуб шатался. Благо, что не передний.
Время близилось к рассвету. Интуитивно блондинка чувствовала, что когда-то она любила встречать рассвет в этих горах, но теперь ей было не до романтики. Вдобавок, от воспалительного процесса поднялась высокая температура. Ломило кости. Она покопалась в сумке и, достав небольшое зеркальце, посмотрела зрячим глазом на свое изуродованное отражение. Ее лицо, продолговатое, правильной овальной формы, стало походить на неполную луну.
Нужно было срочно сниматься с места, пока она была еще в состоянии двигаться. Блондинка поднялась на ноги и шатающейся походкой, держась за щеку, продолжила путь. Есть не хотелось, а вот пить… Тем более, что при повышенной температуре необходимо обильное питье. Запрокинув бутылку, она высосала из нее остатки влаги, в надежде, что спуск к реке отыщется в течение нескольких ближайших часов.
Несколько часов прошли незамеченными. Ее сознание будто отключилось. Она брела бездумно, как тупая скотина, которую гонит пастух. «Пастухом» была ее воля, ее нежелание умирать, ее жажда, непрерывно посылающая почти бездействующему мозгу один и тот же приказ: «Искать пологий спуск!»
Через несколько часов мозгу пришлось включиться на бoльшую мощность, потому что дальше река поворачивала, уходя от горы в сторону, а пологий спуск так и не отыскался. Хватит ли у нее сил пройти весь путь в обратную сторону, к месту гибели индейца и следовать дальше с той же целью, в поисках пологого спуска? Если не хватит – она умрет. Поэтому – должна!
Блондинка развернулась и поплелась в обратном направлении.
Солнце жгло нещадно, но ее знобило, температура поднялась до угрожающих пределов. Бедняга несколько раз отключалась и падала, потом приходила в сознание, поднималась и снова продолжала путь, пока не произошло падение, после которого подняться уже не получалось. А высоко в небе парили падальщики. «Только бы не сожрали заживо…» – думала девушка. Она подтянула сумку поближе и принялась шарить в ней в поисках острого ножа, чтобы в случае нападения бесцеремонных пернатых, облегчить свою смерть, вонзив его в себя. Зуб болел нестерпимо, перед глазами мелькали черно-синие пятна, в ушах стоял непрерывный гул. Ей с трудом удавалось соображать, что она ищет в сумке, поэтому поиски затягивались. Сумка превратилась в миролюбивую больную касатку. Касатка умирала без воды. Она тяжело дышала открытым ртом, издавая жалобные звуки. Блондинка копалась у нее в горле, доставая оттуда застрявшие там предметы. Одним из этих предметов оказались не то щипцы, не то плоскогубцы, приблизившие ее к реальности. «Нужно вырвать больной зуб!» – решила она. – «Тогда касатка снова окажется в море и не погибнет от высыхания. Нужно вырвать больной зуб, и болеть будет нечему». Даже в состоянии бреда блондинка не забыла о дезинфекции. Она набрала в рот соли из пакетика, найденного в горле животного, подтолкнула языком к больному месту. Через распухшие, потрескавшиеся губы щипцы пролезли с трудом, сомкнулись на нужном зубе. Рывок…
Ее крик отразился от соседних гор, похожих на гигантские шляпы. Боль была настолько сильной, что сознание на миг прояснилось. Касатка исчезла. Зуб выпал на песок… с корнем. Едва успев достать изо рта щипцы, девушка потеряла сознание.

Сколько она пролежала: минуты, часы? Видимо, часы, потому что очнулась тогда, когда солнце уже приближалось к горизонту. Очнулась и ощутила, что по ее груди и шее топчется кто-то мелкий и шустрый. Открыв глаза, блондинка увидела серую крысу, увлеченно прогрызающую дыру на ее куртке, и тут же возразила ей: «Не торопись, подруга – я еще жива!» Крыса испуганно отпрыгнула в сторону. Но откуда здесь взялась крыса? Значит, люди были где-то недалеко. Вскочив на ноги, блондинка подобрала сумку и последовала за удаляющимся грызуном, уже на ходу осознавая, что снова может идти, что смотрит двумя глазами, что опухоль спадает, а боль стихает, значит, воспаление проходит, и она будет жить.
Блондинка могла идти, но для того, чтобы бежать, была еще слишком слаба. Складывалось впечатление, что крыса специально медлит, давая себя преследовать.
На пути возник то ли гигантский камень, то ли обломок скалы. Зверюшка обошла его и скрылась. Девушка обошла следом, и то, что она увидела за камнем, заставило ее забыть про крысу. На песке стояли два кувшина… или не совсем кувшина. Это были глиняные емкости, расписанные орнаментом в индейском стиле. Емкости, доверху наполненные водой… Холодной водой. Это напоминало какой-то дурацкий тест, но она не помнила какой. Блондинка опустилась на колени и жадно присосалась к одному из «кувшинов». Только утолив жажду и отдышавшись, она выкрикнула задаваемый неопределенному пространству вопрос: «Кто здесь?». Пространство отозвалось только эхом ее собственного голоса. Девушка повторила вопрос несколько раз, но никто не ответил. Наполнив доверху все пластиковые бутылки, пленница пустыни не решилась оставить здесь то, что не влезало, и захватила полупустую, но тяжелую емкость с собой. Удивительно, но, напившись этой воды, она почувствовала, что ее силы странно возросли, причем сразу. Их теперь хватало на то, чтобы тащить нелегкий и крупный дополнительный груз. Другой, не тронутый ею кувшин, она оставила стоять на прежнем месте. Во-первых, унести оба было не по силам, а во-вторых, нельзя же их хозяина совсем лишать воды. Не сами же пришли сюда эти кувшины!

Еще до наступления темноты, блондинка поняла, что окончательно потеряла ориентировку. Проблуждав несколько часов, она не смогла вернуться к краю плато, хотя пыталась ориентироваться по солнцу. Странно, ведь преследование крысы длилось минут двадцать, не больше. Куда же эта бестия ее завела? И, вообще, как ей удалось оказаться на этой паршивой горе, когда, насколько ей вспомнилось теперь, индеец-лжепроводник вел ее только по равнине? Быть может, гора была не горой, а всего лишь резким перепадом между возвышенностью и низменностью? До сих пор блондинка не задавалась этим вопросом. Пока этот перепад не исчез.
Было бы неплохо, не спускаясь с горы выйти к реке, но реки тоже нигде не было. Как и не было в поле зрения других гор, из чего следовало, что она все еще на возвышенности. Не стоило покидать то место, где оказались спасительные кувшины с водой, там, по крайней мере, можно было дождаться возвращения их хозяина. Разумеется, если таковой еще жив. А если нет? Что здесь происходит? Какими неизвестными науке тропами ее сюда завели? Кем был ее проводник, быть может тем молодым новым шаманом, которого она искала? Вряд ли, если его можно было убить плевком. И откуда взялись здесь бесхозные кувшины с неиспарившейся, вдобавок, холодной водой? Водой, которая заряжает энергией настолько, будто внутри тебя включается дополнительный генератор, до сих пор бездействовавший. А гигантские прыжки, которыми она догоняла индейца? А обстоятельства его гибели? И откуда здесь взялась серая крыса? Или, какими неизвестными науке тропами серая крыса забежала в безводное и безлюдное место? Быть может, она взобралась на плато от реки, протекавшей внизу? Блондинка помнила, что крысы способны преодолевать вертикальные поверхности. Но такие огромные как та! И с какой целью?
Что же связывало ее с крысами прежде? Видимо, до того как потеряла память, она работала с ними… в какой-нибудь исследовательской лаборатории… или у нее когда-то жила ручная крыса… или…? Почему-то этот вредитель-грызун вызывал в ней теплые чувства.
После очень красивого заката наступила ночь. Чувство голода мешало заснуть. Блондинка задрала куртку и, положив на оголенный живот свои теплые ладони, принялась его мягко поглаживать. От этого неприятные ощущения не исчезли, но все же стали терпимее.
В каком направлении ей следует двигаться завтра? Она пока что не представляла этого. Мeста, где оказались кувшины, ей уже не найти, как и обрыва с рекой. Какой черт понес ее в эти горы? Ошиблась ясновидящая, никакого нового шамана в этих краях нет. Зато сами края шаманят так, что лучше ослепнуть, потому как верить в то, что видишь – нельзя.
Постепенно сон сморил усталую путницу.
Ее разбудило странное потрескивание, покалывание, необычный запах, показавшийся знакомым, и ощущение присутствия. Присутствия чего-то такого, от чего волосы стояли дыбом. Она открыла глаза и замерла, боясь не только шелохнуться, но и ускорить или замедлить ритм дыхания. Прямо над ней, а, вернее, над ее животом, едва не касаясь его, висела шаровая молния диаметром с половину человеческого роста. Висела почти неподвижно, еле заметно покачиваясь, а может, это была динамика не движения, а цвета. Чистый природный огонь, способный в одно мгновение превратить человеческую плоть в пепел, ослепительной яркостью освещал безмолвную ночь. Это зрелище было настолько потрясающим и завораживающим, что, несмотря на риск, хоть раз в жизни его стоит увидеть самому.
Шар провисел над ней не меньше получаса. Он не сместился от дуновения ветра, не улетел, а постепенно потух там же. Его яркость медленно растворялась в воздухе, становясь из ослепительно-белой – пронзительно-голубой, из пронзительно-голубой – синевато-сиреневой, из синевато-сиреневой – насыщенно-лиловой, пока ночь не стала выглядеть обычной черной ночью.


ПРОСТИТЕ МЕНЯ, УВЛЕКШИЙСЯ ЧИТАТЕЛЬ, НО, К СОЖАЛЕНИЮ, ЗДЕСЬ Я ВЫНУЖДЕНА ПРЕРВАТЬ ХОД ПОВЕСТВОВАНИЯ В ЦЕЛЯХ ЗАЩИТЫ АВТОРСКИХ ПРАВ. В ИЗДАННОЙ КНИГЕ ВЫ СМОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ «ГОРУ» ДО КОНЦА .
ИРНИ ВИНОРА
irni@narod.ru